Бой в Корейском проливе.
Повесть "Феодосия". Глава II - Страница четвертая.
«Ответ — еще рано, но я поеду, поеду!» — упрямо твердила она и не трогалась с места, как будто бы именно здесь, у почтового ящика, чем-то напоминавшего станцию или пароходную пристань, особенно важно было закрепить свою волю. Вдруг она услыхала, как по коридору вдали заскользили шаги. В короткой рубашке, вытянув нос (из осторожности: чтобы ступать как можно тише), длинноногая, как цапля, хотела она ускользнуть: шаги были ей слишком знакомы.
— Что ты делаешь здесь? — спросил отец; голос его звучал привычной умеренной строгостью.
Он был в халате, малиновый пояс узеньким хвостиком волочился за ним, волосы на голове еще не проснулись. Детский испуг оставил ее, ей стало немного смешно, и она, усмехнувшись, ответила:
— Я за газетой охочусь — с утра.
— Ты весела и охотишься, а я с утра смотрел карту. Они должны теперь быть совсем близко...
На этот раз не было в словах его укоризны (укоризна почти механически всегда вызывает противодействие), в словах его было раздумье и важность, что-то он переживал про себя. Татьяна смолчала, усмешка ушла с ее губ.
— Хочешь, посмотрим? Но ты не одета...
— Нет, ничего, ничего...
Однако едва они тронулись с места, в ящике зашевелилось и зашуршало. Антон Максимович с давно забытою живостью вынул газету, он даже нетерпеливо дернул ее, и уголок, полуоторвавшись, загнулся наподобие паруса. Татьяна затем услышала звук разрываемой бандероли; к слегка затяжелевшему пальцу придвинулись остальные, и узенький сверток газеты раскинулся надвое. Все напряженное внимание Татьяны сосредоточилось на этих отцовских движениях, на кисти руки и как бы разломанной пополам узкой газете. Полусознательно в ней это ассоциировалось с видением моря и корабля. Листы зашумели, как волны, и пенсне устремилось на середину, на глубину. Девушка внутренне сжалась в комок и устремилась туда же сама: что там лежало — на дне?
— «Нью-Йорк, 27 (14) мая. (Отец всегда читал место и даты.) Сюда дошел из Токио слух, что сегодня начался бой в Корейском проливе...»
К концу этой фразы голос Антона Максимовича, невзирая на всю его выдержку, несколько дрогнул, и в ту же минуту с ближайшей колокольни донесся маленький, дробный, ситцевый звон. Звон этот был весел и неуместен, Антон Максимович даже сделал рукою движение, как бы отсылая кого-то из комнаты. Этот звон, этот жест помешали ему сотворить крестное знамение.
— А еще что? Еще что? — сухими словами спросила Татьяна отца.
— А еще пойдем к карте, — сказал он, уже овладевая собою, и прочитал спокойно, как справку, еще одну телеграмму: — «Токио, 27 (14) мая. Рожественский находится вблизи острова Цусимы в Корейском проливе».
«Ваня! Первого сего февраля мы соединились с эскадрой Рожественского. Теперь стало не так опасно, да и веселее при такой массе судов. Красиво смотреть на морские маневры и весело быть среди таковых, хотя при всех трудностях службы. Соединение наше состоялось в открытом океане в одиннадцать часов утра. Встреча была радостна и весела».
«Уже третий раз: веселее, весело, весела... А как-то теперь? Как-то сейчас?» — думала, забравшись с ногами на диван, Татьяна. Это был фельетон в «Московских ведомостях» — матросское письмо, отправленное из Носи-Бэ, откуда Владимир писал про духоту и жару. «Почему же так поздно его напечатали? А что-то сейчас?» У Татьяны болела голова, но она продолжала читать, жадно следя за самым перечислением эскадренных судов.
Автор: Новиков Иван Алексеевич | Четверг, 25.03.2010 (22:12)
Комментарии пользователей
Добавить комментарий | Последний комментарий