Душа таинственная и большая.
Повесть "Калина в палисаднике" - Глава V - Страница 9
Настенька стала смеяться все реже и раз даже тронула руку Валентина Петровича, придвинулась ближе к нему. Василий Никитич также скоро замолк; в лунном отсвете блестела оправа его очков, когда он повертывал голову. Подъезжали к реке с другого конца, от мельницы: здесь был проезд на шоссе. Василий Никитич поблагодарил и слез. Настенька простилась с ним равнодушно.
— Ну, теперь трогать на мост? — обернулся Федор с козел, искоса поглядывая на барышню.
— Нет, назад поворачивай, — отозвался Валентин Петровиче — барышне надо туда, — он махнул рукой. — Мы поедем опять через плотину.
— Тогда спервоначалу было надо туда, а то непорядок, не путь ночною порой через мельницу. — Недовольно и круто Федор стал повертывать лошадей.
Валентин Петрович ничего ему не сказал. «Много ты понимаешь», — подумал он про себя, а на вопросительный Настенькин взгляд повторил и вслух, негромко, сразу повеселев:
— Много он понимает, не правда ли?
Настенька задумчиво и важно кивнула ему головой. Новое, вместе с поднявшимся месяцем охватившее ее настроение не покидало девушку. Они ехали теперь в медленной тишине. Дома казались покинутыми и неживыми. Таинственно поблескивали купола и кресты церквей в отдалении, слабо серел старенький тес на крышах домов. Валентин Петрович тоже молчал, но уже не от смущения, не от неловкости. Он понимал, что и Настенька молчит не оттого, что они остались вдвоем и им не о чем говорить, она стала слушать что-то в себе еще раньше, и молчание ее казалось знаменательным. Валентин Петрович невольно покорялся ему, и странное ощущение постепенно возникло в нем, подчиняя себе ум, волю и воображение. Это было ощущение спокойного, важного течения жизни, где все имеет свое место и свою значительность. Настенька, безмолвная рядом, уже не была для него случайной веселою спутницей; казалось, они давно уже едут так в тишине между домов, и душа ее, таинственная и большая, не чужая ему.
Вдруг он почувствовал, как девушка с силой сжала его пальцы; теперь рука ее была холодна. Валентин Петрович, встрепенувшись, взглянул на нее и не узнал Настенькиного лица. Оно было бледно, губы слегка закушены, а глаза глядели остро и жутко. Он невольно подался к ней.
— В такую же ночь...— начала Настенька и замолчала, но через минуту Валентин Петрович услышал, как тихо и отчетливо она договорила: — В такую же ночь я потеряла его.— И пальцы ее, крепко сжимавшие руку Валентина Петровича, медленно стали разжиматься, а сама Настенька так же медленно отводила лицо; было заметно, как дрогнули ее губы.
Валентин Петрович ничего не сказал, не спросил, но не дал ей отнять свою руку. Он ответно сжимал теперь ее холодные пальцы, и горькая жалость и нежность заливали его грудь. Так вот откуда шла его внезапная и властная симпатия к ней, вот почему молчание было таким полным и роднившим их между собой! Она больше, чем кажется, и раны их — близкие раны. Стоило лишь отойти теплым домашним огням и растаять узору теней, как на место свечей зажглись в вышине далекие серебряные звезды, и месяц поплыл по обширному полному куполу небес; то же самое совершилось и в душе человеческой: говор, игра, блеск глаз и улыбка ушли, осталось сердце и рана, дума и жизнь, огромная колесница, важно катящаяся между миров.
— Спасибо вам,— сказала Настенька, когда, прощаясь, Валентин Петрович коснулся губами ее руки.— Нет, подождите!
Она соскочила с подножки и подбежала к палисаднику.
«Как странно,— думал между тем Валентин Петрович,— что она живет именно здесь, точно я чувствовал». Калина сплошным серебром заливала весь палисадник, казалось, сама луна пролилась здесь у дома; в окнах было темно. Руки купались в белых цветах, медля, казалось, расстаться с веселой работой.
— Ну, вот вам. Я очень вам благодарна, — сказала она, вкладывая какое-то свое, значительное содержание в эти слова и передавая ему небольшую охапку холодных, трепещущих веток; цветы и листва, вздрагивая, коснулись щеки и бороды Валентина Петровича.
Автор: Новиков Иван Алексеевич | Понедельник, 08.03.2010 (14:35)
Комментарии пользователей
Добавить комментарий | Последний комментарий
— Ну, теперь трогать на мост? — обернулся Федор с козел, искоса поглядывая на барышню.
— Нет, назад поворачивай, — отозвался Валентин Петровиче — барышне надо туда, — он махнул рукой. — Мы поедем опять через плотину.
— Тогда спервоначалу было надо туда, а то непорядок, не путь ночною порой через мельницу. — Недовольно и круто Федор стал повертывать лошадей.
Валентин Петрович ничего ему не сказал. «Много ты понимаешь», — подумал он про себя, а на вопросительный Настенькин взгляд повторил и вслух, негромко, сразу повеселев:
— Много он понимает, не правда ли?
Настенька задумчиво и важно кивнула ему головой. Новое, вместе с поднявшимся месяцем охватившее ее настроение не покидало девушку. Они ехали теперь в медленной тишине. Дома казались покинутыми и неживыми. Таинственно поблескивали купола и кресты церквей в отдалении, слабо серел старенький тес на крышах домов. Валентин Петрович тоже молчал, но уже не от смущения, не от неловкости. Он понимал, что и Настенька молчит не оттого, что они остались вдвоем и им не о чем говорить, она стала слушать что-то в себе еще раньше, и молчание ее казалось знаменательным. Валентин Петрович невольно покорялся ему, и странное ощущение постепенно возникло в нем, подчиняя себе ум, волю и воображение. Это было ощущение спокойного, важного течения жизни, где все имеет свое место и свою значительность. Настенька, безмолвная рядом, уже не была для него случайной веселою спутницей; казалось, они давно уже едут так в тишине между домов, и душа ее, таинственная и большая, не чужая ему.
Вдруг он почувствовал, как девушка с силой сжала его пальцы; теперь рука ее была холодна. Валентин Петрович, встрепенувшись, взглянул на нее и не узнал Настенькиного лица. Оно было бледно, губы слегка закушены, а глаза глядели остро и жутко. Он невольно подался к ней.
— В такую же ночь...— начала Настенька и замолчала, но через минуту Валентин Петрович услышал, как тихо и отчетливо она договорила: — В такую же ночь я потеряла его.— И пальцы ее, крепко сжимавшие руку Валентина Петровича, медленно стали разжиматься, а сама Настенька так же медленно отводила лицо; было заметно, как дрогнули ее губы.
Валентин Петрович ничего не сказал, не спросил, но не дал ей отнять свою руку. Он ответно сжимал теперь ее холодные пальцы, и горькая жалость и нежность заливали его грудь. Так вот откуда шла его внезапная и властная симпатия к ней, вот почему молчание было таким полным и роднившим их между собой! Она больше, чем кажется, и раны их — близкие раны. Стоило лишь отойти теплым домашним огням и растаять узору теней, как на место свечей зажглись в вышине далекие серебряные звезды, и месяц поплыл по обширному полному куполу небес; то же самое совершилось и в душе человеческой: говор, игра, блеск глаз и улыбка ушли, осталось сердце и рана, дума и жизнь, огромная колесница, важно катящаяся между миров.
— Спасибо вам,— сказала Настенька, когда, прощаясь, Валентин Петрович коснулся губами ее руки.— Нет, подождите!
Она соскочила с подножки и подбежала к палисаднику.
«Как странно,— думал между тем Валентин Петрович,— что она живет именно здесь, точно я чувствовал». Калина сплошным серебром заливала весь палисадник, казалось, сама луна пролилась здесь у дома; в окнах было темно. Руки купались в белых цветах, медля, казалось, расстаться с веселой работой.
— Ну, вот вам. Я очень вам благодарна, — сказала она, вкладывая какое-то свое, значительное содержание в эти слова и передавая ему небольшую охапку холодных, трепещущих веток; цветы и листва, вздрагивая, коснулись щеки и бороды Валентина Петровича.
Автор: Новиков Иван Алексеевич | Понедельник, 08.03.2010 (14:35)
Комментарии пользователей
Добавить комментарий | Последний комментарий